Воспоминания Нины Дроновой



1980 года, 12 декабря. Вокзал Новосибирск-главный. Стужа лютая - мама помнит сейчас даже – было -35, мама закутала шестилетнего Алешку в одеяло поверх шубки, все провожающие плачут: уезжаем ведь не месяц – на пять лет Маме всего 30, меньше чем мне сейчас. Чемоданы, сумки, мы с братом – как она справится?, папы-то нет, папа уехал еще полгода назад, присылыл только из этой неизвестности длинные упаковки с жвачками-шариками, мишек-гамми и марципановые конфеты, ставшие потом для меня символом моего пребывания в ГДР. Мне десятый год. Вроде не страшно, но пугает холод и нервозное состояние родственников. Поезд Новосибирск – Москва, фирменный, занавесочки на окнах в коридоре, коврики и очень тепло….


Через два дня четырехчасовая стоянка в Бресте. Мама оставила на меня Алешку, который то хотел кушать, то в туалет (который закрывали на все эти четыре часа), то побегать - а мама строго наказала следить за вещами! А уговаривать я его не умела – мы только дрались, пугая соседей по вагону своим поведением. Уже потом, два раза в год пересекая границу, выезжая с родителями в отпуск, мы были спокойнее (и старше), потому что знали, что это граница между нашим родным СССР и чужой, порой пугающей, страной.

Мама принесла целую кипу каких-то бумажек, которые она попросила нас не трогать, и всем вагоном взрослые их скурпулезно заполняли. Вошедшие пограничники с каменными лицами спрашивали про золотые украшения и валюту (какое-то непонятное слово…), и вдруг Алешка говорит тихонько так с верхней полки «Маааааам, а у Нинки в сундучке…» Бедня моя мама спала с лица, а пограничник ей строго так говорит: «Предъявите, пожалуйста!» А я-то как перепугалась, что мои колечки, выигранные в Луна-Парке и ракушки, привезенные с моря тем же летом, заберут у меня сейчас эти важные и строгие дядьки! Когда пограничних это увидел, он улыбнулся маме и сказал: «Славные детки».

Вот и Вюнсдорф. Потом мы уезжали из него каждый раз со страстным желанием поскорее увидеть родных, свою улицу в родном Новосибирске, свою школу, увидеть друзей, угостить их всякими «германскими» вкусностями и похвастаться новыми джинсами с заклепками. А приезжали со страстным желанием наесться колбасы, после того как весь отпуск приходилось брать у знакомых и друзей талоны и часами стоять в очереди за килограммом заветной «Останкинской».

Нас встречает папа. Ночь. Зима вроде, а тут вдруг дождь идет. Папа привез нам солдатские плащи, которые мы одеваем прямо на шубы. Но ночь – все равно не видно… В военном пазике на сиденье лежит (как мне тогда показалось) огромная связка бананов, которую мы с братом тут же и умяли. Ничего вкуснее того завтрака в жизни не было…

Дом, в который мы приехали, стоял слева от комендатуры на Фонтанке, Фонтаненштрассе. Все так и было, как Злата описала: в каждой комнате по огромной печке, с изразцами. Только кухна была одна на четыре семьи на первом этаже, а ванная комната с туалетом – почему-то между этажами. Мы передавали друг другу байки о том, что раньше это был особняк и принадлежал он одному фрицу, который сбежал в войну, и его душа по ночам приходит и пытается проникнуть в свой старый дом. И то правда: когда в парке на Фонтанке старые необъятные дубы распустили листья, огромный дуб прямо перед нашими окнами колыхал листьями на ветру и на стенах отражались по ночам причудливые жуткие тени от них в свете фонарей – мы с братом прятались под одеялами. На стенах рисовались те самые фрицы, которых днем мы тоже боялись: «в соседнем доме старый немец натравил на русского мальчика овчарку», «с немецкими детьми не играйте вне школы и без присмотра родителей»… Это ведь был еще 1981 год. Строгость полная, и за нарушение режима могли выслать в 24 часа – так нам говорили родители….

Меня тут же определили в школу – мы приехали как раз посередине учебного года. Столько новых друзей, сразу же и отовсюду, с разных городов и республик СССР. Интересно, как сложилась сейчас их жизнь в теперь уже других странах: Армении, Украине, Белоруссии, Молдавии, Казахстане, Прибалтике?….

Когда на следующий учебный год встал вопрос о выборе изучаемого языка, я удивлялась, почему многие так хотели учить английский, ведь многим предстояло жить в Ратенове еще долго. Я даже не колебалась, и сама пошла на немецкий: мне было трудно ходить по магазинам с мамой и ничего не понимать ; Но немецкий стал моим любимым иностранным языком, потом моей профессией, моей жзнью, и вся моя нынешняя жизнь тесно связана с Германией вплоть до того, что сейчас я работаю в немецкой компании.

Я была в классе не серой мышкой, и к тому же очень влюбчивой , ну и активисткой класса, конечно: и стенгазеты, и какие-то спортивные мероприятия – есть даже грамота за 2 место в школьных соревнованиях, и сбор желудей.. Кто не помнит сбор желудей? Собирали мешками… как муравьи… тащили к школе ; кто больше, кто быстрее…Как мне помнится сейчас, у нас был очень дружный класс, а классная была все эти пять лет Давиденко Альвина Ивановна. Она вела русский и литературу. Это она привила большую любовь к литературе, и это благодаря ей я перечитала за пять лет всю школьную библиотеку нашей 9-й школы. Мой брат помнит ее любимую фразу «Попал пальцем в небо!»

В 82-ом году мы переехали в Олимпийку – там прошли четыре года нашего с братом детства. Странно сказать, но я мало помню себя играющей на детских площадках. У меня были закадычные подружки: Эдита Маркосян, Наташа Мельник, Лена Букатина, Оля Юртаева, Света Куликова – мы все жили рядом, и все общались.

Когда мы уехали из ГДР, мы переписывались еще много лет, пока почти все из нас не повыходили замуж и не нарожали ребятишек. Эдита Маркосян стала Арутюнян и родила сына. Сынишки родились и у Вики Васягиной и Оксаны Меньшениной – они волею судьбы обе оказались после «замены» в Москве и там снова встретилсь. Лена Никитина с родителями вернулась в Ленинград, тоже вышла замуж. Альбина Шарифуллина долго писала, а потом как-то связь потерялась, Света Куликова в Нижнем Новгороде, тоже присылала мне свою свадебную фотографию… Мы то катались на велосипедах до ГСМа (или перед казармами артполка, особенно когда молоденькие солдатики «отдыхали» перед открытыми окнами), и на поле за танковым полком плели венки из васильков, то бегали за мороженым к Культурхаусу, то собирли вдоль железной дороги ежевику, то жарили шашлыки за командирским домом с родителями…. Самое смешное, что фотки родителей тех лет – это сплошные застолья…

Там была и первая любовь , смешная…. 12 лет, а ему – парню, как мне тогда казалось, взрослому – 19… моей дочке сейчас 15 – и мне трудно представить, что я позволила бы ей встречаться с солдатом…. Мне тоже не позволяли . Но ходить далеко не надо было: окна моей комнаты выходили прямо на автобоксы атрполка, где он ставил свою машину. Он был такой мужественный и сильный, и на свидания ему достаточно просто было перелезть через забор. Около дома стояла сосна и качели. Мы с Ленкой Букатиной сидели на качелях, а он курил рядом – вот такие были свидания . Когда я лежала в госпитале, Сережа привозил мне сливы и вишни с учений, и я поднимала их наверх в палату в его пилотке с привязанными к ней веревочками . Через год после нашего знакомства он демобилизовался. А мы оказались с ним «соседями» географически – он был с Алтайского края. Мы переписывались долго, почти до тех пор, пока я не вышла замуж. Потом, в 1997 году, когда я преподавала в институте, у меня была студентка-заочница, оттуда же, откуда был Сергей. Я не удержалась от любопытсва расспросить ее про него….

Ратенов связал… Ратенов привязал друг к другу многих… В 1994 году в Новосибирск из Украины, из Николаева переехала, выйдя замуж за новосибирца, моя близкая подружка, которую я называла своей младшей сестренкой – Наташа Мельник. Мы в Олимпийке жили в одном дворе. Еще две семьи, с которыми родители очень тесно общались в Ратенове, переехали в Новосибирск – и здесь они тоже вот уже почти 20 лет самые близкие друзья…

Закончив школу, в 1988 году, я поступила в Новосибирский государственный педагогический институт на немецко-английское отделение факультета иностранных языков (никто в школе и не сомневался, что я буду выбирать, где учиться , закончила его, правда, когда он стал университетом… с этой перестройкой все менялось слишком быстро в жизни…. статусы, положения…. отношения… В 1996 году, когда мне предстояла уже вторая командировка в Германию, в Берлин, я попросила своего руководителя отпустить меня съездть в Ратенов. Немецкие друзья нашей семьи (еще с ГДР-овских лет) приехали за мной в Берлин… В 85-ом году у них был тот самый смешной «Трабант», и я почему-то - глупая, ведь прошло 10 лет! - думала, что на нем же они за мной и приедут  Но это здесь еще до сих пор на Запорожце не стыдно, а там - все условия для того, чтобы школьный учитель смог купить себе приличную машину. Ехать-то было всего полчаса, мы подъезжали со стороны Вальцензее – я НИЧЕГО НЕ МОГЛА УЗНАТЬ! Но когда сразу из-за поворота открылся вид на бассейн – просто расплакалась…. Уже вечерело, и тогда, в мае 1996 года Ратенов принял меня неласково, сумрачно, с моросящим дождем, словно ворчал как старый дед: «Мало русских здесь по моим улицам топталось…» Мы проехались по Фонтанке, мимо нашей, ставшей немецкой, школы (но до нас-то она была ведь немецкая…), остановились возле Олимпийки, она уже была обнесена каменным забором, и заглянуть внутрь было невозможно – все кругом наглухо закрыто. Сердце просто рвалось от боли видеть пустые глазницы окон в домах, где раньше жили русские… это напоминало сцены из военных фильмов… От какой-то непонятной обиды, что хотя мы, русские, и были победителями (и идеология наша нас так воспитывала), а все годы существования ГСВГ нас считали завоевателями… захватчиками…

1999 год. Было очень солнечно, начало сентября. Рано утром, около 6 часов, электричка привезла меня из Берлина на вокзал Ратенова. И тут же я услышала родную, с сибирским акцентом, речь, не, не речь, а крик на всю привокзальную площадь: «Маш, ну ты это, давай, как доедешь, позвони! Ты огурцы не забыла?» Очень удачно встреченная тетка мною тетка в халате из дома рядом с вокзалом, откуда-то из-под Омска родом (как потом выяснилось), провожала дочь в Берлин (дальний свет!: это не из Омска в Новосибирск, например. Бывшая русская гражданка, к тому же, практически землячка, даже не знала ничего о существовании в Ратенове когда-то советских гарнизонов, о детях военных, которых тянет в «советско-германское» детство, растрогалась, пригласила меня на чай с пирожками, которые еще не остыли после отъезда дочери и рассказала, что я приехала как раз в день города, что будет на что посмотреть. Если бы она знала, на что мне хочется посмотреть!…. Когда на улицах воскресного Ратенова появились первые прохожие, я побрела по городу, с трудом узнавая улицы, кварталы, дома… Я никогда не думала, что заблужусь в городе, в котором прожила пять лет, и ведь не маленьким ребенком была, и почти каждую ночь Ратенов снился. Тем не менее, я нашла дорогу: мимо артполка через дом на Фонтанке, где мы жили первый год, мимо бывшей комендатуры, через парк (какие огромные там выросли дубы!!! – или мне кажется, ведь прошло-то всего на тот момент 14 лет), через школу, к переезду, мимо казарм понтонного полка, которые и спустя три года после моего последнего визита смотрели на меня пустыми глазницами. Кафе - излюбленное место вечерних посиделок офицеров - напротив КПП понтонного полка снесли. Детский сад был в таком запустении, что казался ветхой развалюхой. Но надо отметить, что все качели, карусели, горки стояли на месте… Олимпийка все еще реконструировалась, и все еще была за забором, но в него уже можно было заглянуть и увидеть, что дома наши стоят в лесах и активно ведутся строительные работы. Так я добрела до танкового полка, где служил мой отец. Надо отметить, что в маленьком провинциальном городе в раннее воскресное утро, тем более, в зоне, которая практически полностью закрыта, прохожих не было вообще! И я выглядела как подозрительная белая ворона. Тем не менее, это не мешало мне в одиночестве предаваться воспоминаниям. Ворота КПП были открыты, и стоял автомобиль. Как-то не солидно было мне пробираться тайком на территорию полка. Да и кто знает, что бы было, если бы меня поймали , памятуя об арийском характере. Мне навстречу вышел пожилой приятный дядька, которому пришлось объяснять, кто я и откуда и зачем мне надо прорваться в закрытую зону. Он от удивления делал большие глаза: «Кому понадобилось специально приехать в Ратенов из Франкфурта н.М. - это для них как из Владивостока доя Москвы – чтобы посмотреть на места, где провел детство?!». Потом он спросил мою фамилию…. Дядька этот оказался хозяином мельницы, завсегдатаем гастштетте Петером, который прекрасно помнил моего отца и назвал много других фамилий, которые даже есть в нашем списке одноклассников . Петер разрешил мне пройтись по территории полка, показал на большом плакате план будущей перестройки северной части Ратенова (то есть – превращение танкового полка в большой парк) и предупредил, что он будет нести ответственность, если со мной что-нибудь случится в руинах спортзала, клуба или на заросшем высотой в метр травой плацу… Я даже попробовала отчеканить шаг с песней «Солдаты группы войск, Советских войск в Германии на боевом задании…». Петер хохотал и просил меня громко не орать, дабы не нажить ни себе, ни ему тем более неприятностей.

К обеду я добралась до центра, купив все в том же заветном киоске все тот же заветный трехцветный корнетик мороженного: ванильный, клубничный и шоколадный. Около Культурхауса площадь была полная народа. Самое интересное, что, еще около киоска, тишина на этой улочке стояла гробовая – звуки праздника совершенно не были слышны на узких улочках. Честно говоря, время уже поджимало, и в четыре часа уходила электричка на Берлин. Каждая минута просчитала, электричка приходила в Берлин за три минуты до отправления следующей уже не помню куда, где мне предстояло снова пересесть и доехать до Франкфурта. Вся дорога должна была занять 6 часов. Но что немцу – смерть, то русскому – как известно – хорошо. На площади я снова дезориентировалась и спросила двух молодых мужичков примерно моего возраста, как пройти к башне Бисмарка. Мне рекомендовали этого не делать, потому как башня наглухо закрыта и там обитают только маньяки (представьте, как забавно и дико для меня это прозвучало). Я им рассказала опять же, кто и зачем, и было приятно, что эти парни оказались моего возраста и весело вспоминали, как мы ходили в соседские школы и как они завидовали нашим линейкам, как устраивали Дни дружбы и обменивались значками и галстуками . Я вприпрыжку доскакала до Башни, и правда, ни одного человека не встретила, пока поднималась по узкой дорожке в траве по Вайнбергу. В детстве никогда не замечала, что гора такая высокая, что по дороге не башню находится кладбище… Все наши лазы на башню были заложены кирпичом, жуткое запустение… Приятнее было вспоминать, как мы лазали через дырку в башне на самый верх, как считали ступеньки, как строили предположения, зачем нужна эта чаша наверху, и как мог Бисмарк жить в куполе на этих неровных бетонных выступах, как я оттуда однажды благодаря своему однокласснику и ветхим перилам (переводя историю Ратенова недавно, спустя 22 года узнала, что высота этих башен 16 метров) чуть не свалилась вниз, как переходили вокруг купола ко второй башне, которая снизу была зарешечена и на ней был навешан огромный амбарный замок, как спускались по ней вниз до этой самой решетки, а еще дальше вниз уходил подземный ход, и редкие самые смелые мальчишки совали туда нос, пугая нас, девчонок, потом рассказами о черепах на ящиках из-под гранат…. Да и не каждая девчонка осмеливалась забираться на башню вообще…

Потом я почти бежала по тихим улицам, до которых не доносился звук праздника на Площади Свободы, к вокзалу, и вскоре электричка увезла меня во Франкфурт, через два месяца самолет – домой, в Новосибирск. В последующие годы командировки в Германию были настолько насыщенными, да и такими кратковременными, что было только желание съездить вновь в Ратенов, но никакой возможности… …. 2007 год. Мои дети иногда спрашивают, что интересного было у меня в детстве, тогда мы достаем фотографии из разных лет нашей жизни и моего посещения Ратенова, и я рассказываю им, какое замечательное у нас было детство в ГДР… Или когда приезжают бывшие сослуживцы отца, все предаются воспоминаниям их службы, и родители рассказывают он нашем детстве такое, чего мы сами порой и не помним…

Нина Бирюкова (Дронова), Новосибирск, 2007 год


 На главную страницу

 На предыдущую

Сайт создан в системе uCoz